Станислав Лакоба пришел к выводу, что целью войны в Абхазии было желание российского руководства ввести Грузию в СНГ

Абхазские френды активно публикуют интервью Станислава Лакоба, которое он дал Эхо Кавказа, и в котором он говорит о причинах войны в Абхазии. Он не скрывает, что руководство России всеми средствами пыталось ввести Грузию в состав СНГ.

Когда Станислав Лакоба говорит о том, что Россия передала Грузии Ахалцихскую танковую бригаду (Станислав называет ее Ахалкалакской, видимо ошибся) через неделю после того, как Верховный совет Абхазии объявил о государственном суверенитете, для всех это понятно, что это являлось наживкой для втягивания Грузии в войну.

Станислав говорит и о подписания мирного договора между Ельницым, Ардзинба и Шеварднадзе 3 сентября, в котором (цитата) "шла речь о территориальной целостности Грузии, о том, что выводятся не все войска, и часть военных Грузия оставляет на территории Абхазии", Шеварднадзе (цитата) "выступает в ООН  с обвинениями в адрес России. После этого произошел полный разворот в российской политике. Уже в начале октября Гагра была освобождена и граница с Россией была открыта". Т.е. он сам подтверждает что и захват Гагры был игрой России, которая еще больше затянула удавку на шее Грузии, вынуждая ее власть подписать документ о вступлении в СНГ

Ну про то, что после подписания мирного договора 27 июля 1993 года Пастухов передал в Тбилиси, что Грузия в течении 45 дней должна войти в СНГ, он не мог знать. На 48 день абхазские отряды начали штурм Сухуми..

Итак, само интервью, немного укорочено мною


Елена Заводская: Станислав, вы были участником многих политических процессов, которые проходили в период грузино-абхазской войны 1992-1993 годов, очевидцем многих событий. Очень интересно ваше мнение и ваша оценка роли тех политических лидеров, которые действовали на тот период. Давайте вспомним об этом и, может быть, начнем с роли Бориса Ельцина.

Станислав Лакоба: Конечно, рассматривая этот период, прежде всего, нужно говорить о Ельцине. Если бы Ельцин воспротивился, то война в Абхазии не началась бы. Для меня это совершенно очевидно. Это была очень противоречивая фигура, особенно если говорить о 1992 годе, когда после Гамсахурдиа к власти в результате переворота в начале марта пришел Шеварднадзе, и сразу же после его появления более 30 стран признали Грузию. При Гамсахурдиа этого не было. По большому счету Гамсахурдиа больше отвечал интересам России, чем Шеварднадзе, но обстоятельства сложились именно таким образом. Сам Гамсахурдиа уже в то время говорил открыто, что это был заговор, прежде всего, американцев, что в его свержении принимали участие госсекретарь Бейкер и Буш. И без участия военных ничего бы не произошло. Мы знаем, что в тот период Грачев (позднее министр обороны РФ) активно контактировал с Китовани. Китовани возглавлял «Национальную гвардию», а потом пошел против Гамсахурдиа. В свое время Бейкер заявлял, что политика России в тот период (до 1994 года) проводилась в фарватере американской внешней политики…

24 июня 1992 года в Дагомысе состоялась встреча по урегулированию югоосетинского конфликта, который начался еще при Гамсахурдиа. Шеварднадзе хотел умыть руки, потому что был против этого конфликта, и на повестке дня были совершенно другие вопросы, нужно было вступать в международные организации. На дагомысской встрече 24 июня был положен конец войне, стороны договорились, что ее прекращают. И ее нужно было прекратить, потому что без голоса России и при наличии военных действий Грузия не могла стать членом ООН. Соглашение было подписано, и тогда же вечером было подписано коммюнике между Ельциным и Шеварднадзе о том, что они будут взаимодействовать, т.е. их правоохранительные органы на территориях, которые находятся под их юрисдикцией, будут бороться против полулегальных и других вооруженных формирований, что и привело потом к тому, что 14 августа Грузия ввела на территорию Абхазии свои войска. Эта встреча в Дагомысе вошла в историю как «дагомысский сговор». Фактически был дан зеленый свет для военных действий. Судьба Абхазии была предопределена.

Е. З. Почему?

С. Л.: Потому что было заключено соглашение – коммюнике – о том, что они будут наводить порядок: в Грузии – грузинские войска, а Россия не будет вмешиваться. Вот о чем речь идет.

Е. З.: Станислав, как по-вашему, какую стратегическую цель преследовал Ельцин во взаимоотношениях с Грузией и Абхазией на тот период?

С. Л.: В этот период у Ельцина были очень расплывчатые, как мне кажется, представления о том, что будет и как будет. Интересно, что вопросами внешней политики, особенно в ближнем зарубежье, в Закавказье, на тот момент занималось в большей степени военное ведомство, нежели дипломатическое, и это подтверждают события.

Главной целью у тогдашнего руководства России и у Ельцина было добиться от Шеварднадзе еще до того, как он пришел в Грузию вместо Гамсахурдиа, согласия на то, что он вступит в СНГ. Но как только Шеварднадзе оказался в Грузии, он стал себя вести совершенно по-другому: забыл о своих обязательствах, оттягивал их исполнение, говорил, что мы слабы, что мы сейчас боремся со звиадистами, что нам надо укрепить армию, навести порядок, что у нас нет вооружения, нас могут свергнуть и может произойти реставрация режима Гамсахурдиа. Он этим как бы пугал Ельцина и даже инсценировал выступление в Тбилиси по захвату телецентра. Это произошло 24 июня – днем Шеварднадзе закончил бороться с этим переворотом, потом вдруг сказал: «Игра окончена!» И вечером полетел на встречу с Ельциным. Видимо, он убедил его, чтобы ему, несмотря на то, что Грузия еще не член СНГ, дали вооружение.

Е. З.: Да, известно, что накануне войны состоялась передача руководству Грузии вооружения, которое имелось на советских военных базах в Грузии. Расскажите немного подробнее, о каком вооружении шла речь и как эта передача состоялась?

С. Л.: Было передано несколько дивизий, танки, бронетехника, самолеты, вертолеты. Количество я точно назвать не могу, но бронетехники было много. Шеварднадзе выступил на госсовете 11 августа и сказал: «Мы так сильны, как еще никогда не были сильны, даже два-три дня назад». Есть соответствующие публикации серьезных аналитиков, которые писали, что это произошло в конце июля – начале августа. В частности, в Ахалкалаки была огромная база, передали ее вооружение, потом весь Закавказский округ фактически подчинили Шеварднадзе. И мы знаем, что на бронетехнике, которая вошла в Абхазию 14 августа, в качестве механиков-водителей в основном были военнослужащие Закавказского военного округа.

Е. З.: Вы пишете о том, что Ельцин поддерживал Грузию до 25 сентября 1992 года. А в этот день Шеварднадзе вдруг на заседании Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке обратился за помощью к Западу и обвинил Россию. Что произошло между Ельциным и Шеварднадзе в сентябре 1992 года? Что лежало в основе изменения отношений или они изначально были шаткими?

С. Л.: Если говорить коротко, то нужно сказать, что был первый этап, будем его считать таковым от Дагомысского коммюнике от 24 июня 1992 года до конца сентября 1992 года. На этом этапе Ельцин и его окружение поддерживали Грузию, потому что Шеварднадзе заверил их в том, что будет блицкриг – молниеносная война, которая закончится через два-три дня малой кровью, что мы там просто что-то поменяем, несколько человек уберем и потом на Красной Поляне встретимся в воскресенье. 16-го числа на Красной Поляне, на территории военного санатория, были накрыты столы, а Ельцин находился в Сочи.

Более того, он приехал в этот день на Красную Поляну, машины его эскорта покрутились и уехали, потому что блицкриг не состоялся. Ельцин дал Шеварднадзе все, чего тот хотел: и вооружение, и Закавказский военный округ его поддерживал, и высадку десанта организовали, но Шеварднадзе не смог этим воспользоваться. Он недооценил, видимо, абхазских возможностей, думал, что при виде бронетехники все разбегутся, и никто не ожидал, что начнутся столкновения. Более того, сама операция дала осечку. Они планировали рано утром высадиться прямо с железнодорожных платформ, начиная от границы на Леселидзе (в Гечрипше и в Цандрипше), причем подразделения должны были высаживаться вместе с бронетехникой таким образом, что наутро вся страна оказалась бы фактически оккупирована военными.

Но неожиданно для всех взорвался один из мостов на подходе к Ингуру, пришлось перегружать танки с платформ, они пошли своим ходом и только днем добрались до Сухума. Начались первые стычки уже 14-го числа, и на повороте на Ткварчал подбили танк.

В этот первый период, когда Грузии были переданы несколько дивизий с вооружением и бронетехникой, вертолеты, самолеты и т.д., Ельцин сделал очень многое: и закрыл глаза, и поддержал.

Кстати, Грузия была принята в ООН 31 июля, а через две недели началась война. Причем Чикваидзе, министр иностранных дел, выступая в Организации Объединенных Наций, сказал, что в Грузии нет негрузинской земли, и мы будем до последней пяди защищать нашу землю. Вот, о чем он говорил накануне войны. А когда начались неудачи, Шеварднадзе вдруг в Нью-Йорке выступил и стал обвинять Россию в том, что это она мешает и сталкивает нас, не дает нам спокойно жить и т.д. У Ельцина тоже были оппозиционный парламент и серьезная оппозиция внутри страны. И все стали выступать против него. Не успел Шеварднадзе сойти с трибуны ООН, как было принято постановление Верховного совета России, которое называлось «О положении на Северном Кавказе в связи с событиями в Абхазии», в котором потребовали немедленно вывести грузинские войска с территории Абхазии. Сам Шеварднадзе из Нью-Йорка тут же прилетел в Москву, и он потом говорил, что Ельцин встретил его крайне холодно.

Е. З.: Т.е. после выступления Шеварднадзе в ООН, где он обвинил Россию в неудачах, он ожидал теплого приема в России?

С. Л.: Я не думаю, что он ожидал, что его примут особенно тепло, но, наверное, не думал, что будет вот такая реакция, потому что очень многое ему прощалось. Это был его прокол, конечно. Ельцин в сердцах тогда сказал: «Он возомнил из себя, бог знает что, а под ним нет даже банановой республики». Это известные слова Ельцина. Ведь я говорю, что все крутилось вокруг СНГ. Потом Грачев убедился, что его друг Китовани и другие не могут решить вопрос вступления Грузии в СНГ, а это был главный вопрос. Более того, убедились, что они не думают и даже не помышляют об этом, вот тогда ситуация обострилась.

Накануне войны Джаба Иоселиани говорил Шеварднадзе: «Надо подписать с ними по поводу СНГ». А Шеварднадзе ответил ему: «Не спеши. Сначала надо разобраться с Абхазией»
Ельцин тоже понял, что речи о вступлении Грузии в СНГ быть не может.

********

Е. З.: Перед войной у многих было такое представление, что Шеварднадзе достаточно умен, достаточно опытен и дипломатичен для того, чтобы не начинать эту войну. А вы сейчас говорите, что он рассчитывал уничтожить и завоевать Абхазию блицкригом. Почему он недооценил возможное сопротивление?

С. Л.: Это не я говорю, это говорят документы и материалы. Действительно, он хотел таким образом быстро решить проблему в Абхазии. Они же брали в пример Мингрелию, куда они вошли и все разбежались. Поубивали людей, поиздевались и, наверное, думали, что в Абхазии будет то же самое. Но здесь все получилось по-другому.

В течение всей своей жизни и карьеры у Шеварднадзе Абхазия была своего рода «пунктиком». Он все совещания начинал с вопроса: «Как там в Абхазии?» И всегда этого очень боялся. Конечно, можно было все решать по-другому. Даже Леван Шарашенидзе пишет, что был удивлен, как этот человек, который руководил МИДом России, с богатейшим опытом, не мог в течение пяти-шести месяцев найти общий язык с Ардзинба и Абхазией? Тем не менее Шеварднадзе не сделал ни одного шага навстречу.

Кстати, и грузинский историк Зураб Папаскири тоже пишет, что вызывает удивление, как Шеварднадзе, человек с таким опытом, мог на это пойти? Ему надо было даже поехать в Сухум и договориться с Ардзинба, выяснить, чего хотят абхазцы и что хотим мы. Это только подтверждает то, о чем писал Шарашенидзе. Видимо, цель была совсем другая, он хотел военным путем решить эту проблему, разрубить сразу гордиев узел, чтобы не морочить себе голову с этими абхазцами. Для меня это совершено очевидно.

Е. З.: Как складывались взаимоотношения после начала военных действий между Владиславом Григорьевичем Ардзинба и Борисом Николаевичем Ельциным? Мы все помним кадры в новостях, когда Ельцин, Ардзинба и Шеварднадзе выходят к журналистам и возникает такая странная ситуация, когда Ельцин пытается заставить Ардзинба и Шеварднадзе пожать друг другу руки. Эти секунды производят впечатление очень напряженных и очень трагических. Вы можете как-то прокомментировать ту ситуацию?

Станислав Лакоба: Я говорил о том, что произошло 25 сентября. Шеварднадзе поехал в Штаты и выступил там с обвинениями в адрес России. После этого произошел полный разворот в российской политике. Уже в начале октября Гагра была освобождена и граница с Россией была открыта.

А 3 сентября в Москве решался вопрос войны и мира, будущего Абхазии.

На этой встрече присутствовали представители многих республик Северного Кавказа, и было решено, что конфликт этот может быть урегулирован политическим и дипломатическим путем. Сначала, как я понимаю, был представлен один документ, который обсуждался и с нашей стороны, и с другой стороны, были сделаны некоторые замечания, но он был в общем-то приемлемый. А потом, как рассказывал сам Владислав Григорьевич, произошел небольшой перерыв, Ельцин и Шеварднадзе уединились, ушли вместе. Потом Ельцин вышел явно выпивший и сказал: «Мы не будем тот документ подписывать, давайте другой документ подписывать». Ардзинба говорит ему: «Надо обсудить, Борис Николаевич, как это мы будем не глядя подписывать?» «Нет, – сказал ему Ельцин, – надо подписывать, у нас нет времени сейчас каждый пункт обсуждать». И складывалась такая ситуация: если бы абхазская сторона этот документ не подписала, это бы означало, что мы против мирного урегулирования, против всего. На нас могли навесить все что угодно. И были люди, как он рассказывал, которые и справа, и слева ему твердили: «Подписывай, подписывай, подписывай».

Парламент делегировал на эту встречу Владислава Ардзинба и Юрия Воронова. И так там сложилась ситуация, что Ардзинба был вынужден этот документ подписать. В нем шла речь о территориальной целостности Грузии, о том, что выводятся не все войска, и часть военных Грузия оставляет на территории Абхазии. И там уже ни слова не было о федеративном устройстве Грузии. И очень важно то, о чем вы говорите: когда они вышли к журналистам, Ардзинба повел себя выдающимся образом. Он фактически дезавуировал этот документ, когда он сказал, что надежда на вас, Борис Николаевич, мы подписали этот документ из уважения к вам, мы вынуждены были его подписать, он даже это сказал. И потом не хотел подавать руку Шеварднадзе, как вы помните, хотя тот руки тянул, но Владислав все равно не дал руки. И видно, какой оскал был у Шеварднадзе, он был в ярости. Никто не ожидал, что Владислав так себя поведет. Возьмите любого политика, думаю, никто не смог бы так себя повести в той ситуации. Я считаю, что это был переломный момент, после которого Ельцин как-то по-другому взглянул на него.