14 августа 1992 года войска Грузии вторглись на территорию Республики Абхазия.
— Басаев приехал в Абхазию через две недели после начала войны, — вспоминает Даур Инамба. — Он привез с собой 11 человек с Северного Кавказа. Дело в том, что наш народ не ведал, что такое война, большинство наших молодых ребят даже не проходили армейскую подготовку. Известно, что абхазские мужчины войне предпочитали женщин, вино и море и как могли откупались от армии. Шамиль приехал к нам подготовленным. Он знал, что скоро начнется война в Чечне, и решил потренироваться на нашей территории. Надо отдать Басаеву должное: он со своими ребятами многому нас научил, он поднял дух нашего народа. Организаторские способности у него были на высоте. Он мог ходить тихо, как кошка. Бывали случаи, когда ночью Шамиль самостоятельно выходил на разведку и под утро притаскивал в лагерь пленного грузина.
Расправлялся он с пленниками жестоко. Брал нож и у всех на глазах перерезал им горло. Помню, однажды на пост, где находилось порядка тридцати наших, попал неуправляемый ракетный снаряд. Все могли погибнуть. Басаев сориентировался мгновенно — он ногой отбросил раскаленный снаряд в сторону. Тут же прогремел мощный взрыв. Вообще группа Шамиля считалась самой опасной. Когда Басаев с командой шел в атаку, грузины кричали: “Чеченцы идут!” — и с ужасом отступали.
О Басаеве помнят в каждом абхазском доме. Местные жители уверены, что без его помощи вряд ли удалось бы освободить Гагры и Сухуми. Долгое время в гудаутском музее Отечественной войны висел портрет Шамиля Басаева; карточки с изображением боевика украшали стены дорогих ресторанов. После событий в Беслане те снимки убрали.
— Шамиль был замкнутый, малообщительный человек, лишнего слова из него не вытянешь, да и попусту он не болтал, — рассказывает Энвер Арджения. — Не позволял в своем присутствии говорить на повышенных тонах, да и сам никогда не повышал голос. Его московские друзья — выпускники Литинститута — рассказывали, что, будучи в столице, в шумной компании он тоже был немногословен и говорил исключительно по делу. На войне народ ему подчинялся беспрекословно, в нем признавали лидера, да и держал Шамиль себя выше всех. Его даже собственный брат Ширвани, рыженький такой мальчик, опасался.
Дом отдыха “Черноморец”, который во время войны занимали военные пустует. Туристов в этот район даже низкими ценами не заманишь. Прибрежные кафе и магазины здесь работают вхолостую. Людей на улице днем с огнем не сыщешь. Прогуливаясь под палящим солнцем, каждые пятьдесят метров натыкаешься на разрушенные постройки. Говорят, после войны местные жители по кирпичику растащили многие здания, а восстанавливать город некому.
— В “Черноморце” во время войны проживало больше трехсот человек. Здесь было много друзей Шамиля, которые прошли Афганистан, — рассказывает директор дома отдыха Раш Хутаба. — Басаев оказался абсолютно простым в быту. Поселился в самом плохом номере и часто тягал там тяжеленные гири. Да вы пройдите, посмотрите его комнату, там сейчас ванную рабочие чинят.
С тех времен в здании “Черноморца” ничего не изменилось. В холле — стойка администратора, на полу — стоптанная до дыр ковровая дорожка, в углу — трюмо, мебельная роскошь, которая когда-то украшала прихожие всех советских квартир. Поднимаюсь на второй этаж. Комната 229. Скромные двухкомнатные апартаменты Басаев делил с тремя товарищами. В одной комнате — раскладной диван, кресло и журнальный столик. В другой — двуспальная кровать, накрытая бордовым пледом. Именно в такой обстановке проходили редкие свидания Шамиля с будущей супругой.
— Шамиля здесь уважали, не случайно после окончания войны Басаева провожали на “Мерседесах” с мигалками российские генералы, — продолжает Раш. — Помню, однажды солдаты начали крушить мебель. Доски сжигали, чтобы таким образом греться у костра. Я подбежал, начал тушить огонь. Кто-то из солдат направил на меня автомат. На следующий день я пожаловался Басаеву. Тот собрал всех в клубе и пригрозил: “Еще раз позволите подобное, пущу пулю в лоб”. В тот же вечер Шамиль забрал у подчиненных оружие.
Нетрадиционная семья
Красавица Индира никогда не была обделена мужским вниманием. На фоне строгих абхазских нравов, где девичью честь берегут до замужества, где юбка выше колен и глубокое декольте считаются дурным тоном, где девочек с малолетства приучают к ведению домашнего хозяйства, Индира выглядела белой вороной. Роскошные темные волосы, точеная фигурка, миндалевидные яркие глаза, аккуратный макияж — внешность девушки сводила с ума всех гудаутских ребят.
— Индира была душой компании, веселой, заводной девчонкой, — вспоминает подругу Рица Эзугбаиа. — Она не стеснялась ходить по городу в мини-юбке или обтягивающих джинсах. А уж сколько парней за ней увивались — не сосчитать. Но Индира не уставала повторять, что ей нужен только принц, а деревенские парни ей не ровня.
Закончив институт, Индира Джения устроилась преподавателем русского языка и литературы в гудаутскую школу №1. Дипломированная выпускница филологического факультета, она в скором времени собиралась перебраться в Москву и найти более престижную работу. Помешала война.
Когда в августе 92-го года между Грузией и Абхазией начались военные действия, жители Гудауты вынуждены были осваивать новые профессии. Мужчины взяли в руки оружие, женщины переквалифицировались в медсестер и кухарок. Многие девушки приходили по вечерам в казармы, чтобы как-то развлечь военных, вставших на защиту их родины.
— Индире досталось место официантки в солдатской столовой. Она была девочка видная, и солдаты обращали на нее внимание, — рассказывает бывшая коллега Джении Нонна. — Я тогда трудилась на кухне и не раз наблюдала, как парни отвешивали ей комплименты, приглашали ее на свидание. Образованная Индира только смеялась над ними. И только один мужчина ни разу не удостоил девушку подобным вниманием, хотя, как выяснилось позже, он сразу заприметил нашу красотку.
Дом отдыха “Волга”. На первом этаже — полукруглый обеденный зал с высоченными колоннами. От бетонного пола веет приятной прохладой. На огромных окнах вместо массивных штор — дешевые самодельные занавески цвета сирени. Во время войны в этом помещении находилась солдатская кухня, в соседней комнате организовали главный штаб, в подвале — склад боеприпасов.
— Мы знали, что Басаев уважаемый человек, и пытались как могли угодить ему, — продолжает рассказ Нонна. — В еде этот человек оказался достаточно привередлив, поэтому для него блюда готовили отдельно. Шамиль всегда казался чем-то недоволен, приходил хмурый, я ни разу не видела, чтобы он улыбался. На работниц кухни смотрел исподлобья, с нами не разговаривал, даже “спасибо” мы от него ни разу не слышали. Как наша жизнерадостная Индира могла сойтись с таким мрачным мужчиной? Ума не приложу. Насколько я знаю, Индира влюбилась в него с первого взгляда. На втором свидании он преподнес ей дорогущие духи и огромный букет роз. Мы о таком подарке во время войны даже мечтать не могли.
Вскоре слух о романе Басаева с самой красивой девушкой Гудауты распространился по всей Абхазии. Индира не умела держать язык за зубами и не упустила возможности похвастаться перед подружками, что отхватила такого завидного кавалера.
Через месяц Джения познакомила своего возлюбленного с подругами. И, что удивительно, в женской компании Басаев показал себя совсем с другой стороны. Из угрюмого мрачного боевика он вмиг преобразился в общительного жизнерадостного парня. Во всяком случае, таким его запомнили абхазские девушки.
— Практически все местные девчонки на той войне закрутили романы с военными. Но у Шамиля с Индирой были самые серьезные намерения. Они встречались около года, задумывались о свадьбе. И вдруг, ближе к окончанию войны, Басаев внезапно уехал в Чечню, не предупредив Индиру, — вспоминает подруга Джении Амра Тузбаиа. — Он отсутствовал больше двух недель. Индира была сама не своя. Плакала днями и ночами. Боялась, что он обманул ее. Басаев вернулся 10 июня 1993 года и в этот же день сделал Индире предложение. Позже сюда приехали мать и сестра Шамиля, чтобы познакомиться с будущей невесткой. Индира им сразу не приглянулась. Более того, мать Шамиля неоднократно пыталась отговорить сына от брака, но тот настоял на своем.
Индира уехала из Абхазии в октябре 93-го. Но связь между подругами не прервалась.
— Она часто звонила мне из Чечни, жаловалась на языковой барьер, плакала, что скучает. Но о возвращении на родину даже не думала, — продолжает Амра. — Индира постоянно повторяла, что любит Шамиля и не представляет своей жизни без него. А еще она убежала меня: “Не верь, что у него много жен. Это все сплетни! Я одна-единственная и самая любимая!” Однажды я поинтересовалась их материальным положением. Индира рассказывала, что Шамиль — очень щедрый человек. Она могла взять у него любую сумму, и муж никогда не спрашивал, на что она собирается потратить деньги. У них вообще была нестандартная чеченская семья. Индира не носила головной убор, как положено их женщинам, покупала модную европейскую одежду. Может, поэтому ее так невзлюбили родственники Шамиля? Дом их находился под охраной. На рынок ее тоже сопровождали вооруженные люди. Общего языка с соседками она не нашла, поэтому дружила с компанией мужа. Шамиль постоянно говорил ей: “Пусть твои подружки к нам приедут в гости, тебе же так скучно одной”.
Две близкие подруги Индиры однажды рискнули навестить девушку.
— Семья Басаевых жила в обыкновенном деревенском доме, никакой роскоши внутри не было, — рассказывает Мадина Зухбаия. — Нас поразили отношения Индиры и Шамиля. При посторонних людях они запросто обнимались, целовались. Было заметно, что самому Басаеву это нравилось, хотя многих шокировали такие отношения. Индира могла позволить себе выпить, в то время как Шамиль вообще в рот ни грамма не брал. Помню, Басаев был очень привязан к дочери Хаве. Малышке тогда исполнилось всего три месяца, так он ее с рук не спускал. А еще у них в доме была богатая библиотека. Индира рассказывала, что это она приучила мужа к чтению. Нам он даже цитировал Омара Хайяма. Все, казалось, складывалось у них неплохо. Но в один из дней к Шамилю пришли гости. Они собрались в гостиной, и Басаев предложил друзьям посмотреть фильм, записанный на видеокассету. Мы тоже взглянули на экран, где демонстрировали съемки казни, потом картинку сменили десятки обезглавленных человеческих трупов. Весь этот ужас с интересом лицезрел их 4-летний сын Идрис. “Пусть привыкает”, — гладил мальчика по голове Шамиль. В комнатах у них тоже было полно оружия. Когда мы уезжали, то спросили Индиру, не опасается ли она за свое будущее. “Вы что?! — удивилась она. — Я за мужем как за каменной стеной! У меня есть тыл, и я спокойна за детей! Другой жизни я бы не желала! Я счастлива!”
Несмотря на внешнюю семейную идиллию, не все ладилось у Индиры в Чечне. Свекровь, которая так и не смогла смириться с выбором сына, постоянно причитала: “Как жалко, что Шамиль больше не женился. Он заслуживает восемь жен. Но он ни на кого не смотрит, кроме этой девчонки! Что сын в ней нашел?” Тем более, брат Шамиля Ширвани женился на девушке из известной богатой арабской семьи. Позже мать Басаевых заставила Индиру принять мусульманство и настояла, что ее сына будет воспитывать сама.
— Дело в том, что по чеченским обычаям первого мальчика должны были воспитывать родители мужа, — объясняет собеседница. — Мать Шамиля запретила Индире вообще подходить к ребенку. Подруге удавалось навещать сына только по выходным. Потом Индира родила четверых девочек-погодок. Я знаю, она мечтала еще об одном сыне. Но что-то не сложилось. Последний раз мы с ней созванивались два года назад. В телефонном разговоре мы уже давно перестали вслух произносить имя Басаева. Тогда она сообщила, что у нее все хорошо, дети ходят в английскую школу. “Больше я не смогу тебе звонить. В Чечне меня не ищи. Тебе лучше не знать, где я нахожусь”, — после этих ее слов связь прервалась. С тех пор от Индиры не было ни одного звонка. Где она теперь? Слышала, что больше года назад Басаев женился на своей боевой подруге. Вряд ли Индира одобрила поступок мужа. Вероятно, они к тому времени уже не жили вместе.
“Я не верю в смерть зятя!”
62-летний тесть террориста Юрий Джения живет в селении Бомборы Гудаутского района. От людской молвы старик скрывается на окраине хутора за высоким глухим забором. Ходят слухи, что казнит себя Джения, что не уберег когда-то родную дочь от опрометчивого замужества.
Расспрашивать местных жителей о семье Юрия Кукуновича бесполезно. “Завтра понаедут чеченцы и оторвут головы за нашу болтовню, — не сомневаются селяне. — Да и потом, сам Юрий практически ни с кем не общается, его и на улице-то редко встретишь, живет, как затворник”.
— Неудачный ты день выбрала, дочка, для разговора, — узнав о моем визите к тестю Басаева, разговорились соседи. — В их семье сегодня отмечают годовщину гибели близкой родственницы Юрия — сгорела заживо. Да и вряд ли Джения вообще станет беседовать с вами о дочери. Это для него больная тема. Тем более, неприятно ему ворошить дела давно минувших дней в связи со смертью зятя. Скорбит он по этому поводу.
Но, видимо, плохо знают селяне своего земляка.
Я застала Юрия Кукуновича поздно вечером. Без лишних уговоров мужчина согласился пообщаться со мной. Мы расположились в просторном дворе около двухэтажного добротного дома, что на берегу моря.
— Вам повезло, что застали меня сегодня. А то завтра я на две недели в горное ущелье отправляюсь, на пасеку, — начал беседу Юрий Кукунович. — Я ведь крестьянин, всю жизнь пашу как вол. Когда-то военным был, воинской службе 26 лет отдал. В 89-м году вышел на пенсию в должности старшего прапорщика. А сегодня пенсионер. Вот и приходится как-то крутиться.
По местным меркам Юрий Джения считается зажиточным крестьянином. Его пенсия составляет 4300 рублей, тогда как у большинства населения Абхазии она не достигает и тысячи рублей. Собственная пасека, скот, огород тоже приносят приличный доход. Поэтому на жизнь мужчина не жалуется.
До того момента, когда дочь Юрия обручилась с чеченским боевиком, жизнь в семье Джения была однообразна, как пейзаж в пустыне. В 68-м году мужчина женился на своей односельчанке. В том же году у них родилась дочь Индира. Когда девочке стукнуло три года, семья уехала на Чукотку. Больше десяти лет они прожили в шахтерском поселке Угольные Копи. Там же Индира закончила школу, а в 84-м году поступила в Магаданский университет на филологический факультет. Спустя три года семья вернулась в Абхазию. Институт девушка заканчивала уже в Сухуми.
— В 90-м году скончалась моя супруга Ива Владимировна, — вздыхает Юрий Кукунович. — Я остался один с двумя детьми — дочерью и сыном. Дети только устроились на работу, как началась война. Я тогда взял оружие и тоже пошел воевать. Домой приходил только ночевать. Проблемы детей меня тогда не интересовали. Может, поэтому ребята так отдалились от меня. Особенно Индира…
Юрий Кукунович до сих пор не может простить дочери, что та вышла замуж без его согласия.
— Две недели я был в горах, а когда вернулся, соседи огорошили меня известием, что Индира вышла замуж. Я кинулся узнавать, кто жених. Местные напугали меня, что суженый дочери — чеченец, а дочка стала его девятой женой. Я тогда рванул к главе администрации, чтобы аннулировать брак. Но меня там успокоили: Индира обручилась по собственному желанию с благородным, порядочным человеком, а все разговоры о многочисленных женах Шамиля оказались обыкновенной болтовней. Конечно, была бы жива моя жена, Индира непременно с ней посоветовалась. Признаюсь: если бы дочка меня оповестила заранее, я ни за что бы не дал своего согласия!
Скромную по абхазским меркам свадьбу на 150 человек молодожены сыграли в июле 1993 года. Тогда Басаев был серьезно ранен и проходил лечение в Гаграх в реабилитационном центре. Там же, в банкетном зале, и устроили торжество.
— На свадьбе не присутствовали наши родственники. Говорят, по чеченским обычаям не принято приглашать на праздник родных со стороны невесты, — вздыхает Юрий Кукунович. — Мне ведь жениха так и не довелось увидеть. Во время войны я обслуживал военные самолеты, поэтому с Басаевым мы не могли пересечься. После свадьбы Индира практически сразу собрала свои вещи, взяла все фотографии и уехала в Чечню. Навещала меня потом всего один раз, в начале 94-го года. Помню, приехала она на обыкновенной “шестерке” с братом Шамиля и с охраной. Говорила, что прекрасно живет, ни в чем не нуждается, муж ее на руках носит. Я тогда быстренько собрал стол, предложил брату Басаева выпить за знакомство. Но он от спиртного отказался, объяснил, что в их семье не принято употреблять. А еще по их обычаям не принято общаться с тестем и тещей, нельзя приходить к нам в гости, сидеть за одним столом. Во всяком случае, именно так мне объяснила дочка.
По словам моего собеседника, ему известно, что у Индиры растут пятеро детей. Правда, имен внуков Юрий не знает.
— Я ведь все новости по телевизору узнаю, связи с дочерью у меня уже 12 лет нет. Звонить Индире я тоже не могу, ее номера у меня нет. Я ведь даже не знаю, где она находится. Если бы узнал, все бросил, поехал бы повидать внуков. Вот и сын недавно тоже укатил в Грецию — работу искать. Так от него теперь тоже ни слуху ни духу.
Эту тщательно отработанную легенду Юрий пересказывает соседям уже много лет. Однако маленькая абхазская земля не привыкла хранить чужих секретов. Близкий знакомый Юрия Джении признался нам, что дочь неоднократно приезжала к отцу на двух “Мерседесах” с тонированными стеклами. Об этих визитах не знал ни один местный житель. Она привозила отцу деньги, на которые он купил себе машину, построил дом. “Почему пожилой человек скрывает правду?” — поинтересовалась я у нашего собеседника. “Неудобно ему перед людьми. Ведь получается, что Юра живет на басаевские деньги. Деньги, заработанные на крови. Но отказываться от помощи зятя Юрий не хочет. А еще, помнится, в прошлом году в дом к Джении наведывались спецслужбы. Люди в форме обшарили весь дом, Шамиля искали. Это случилось как раз после объявления о гибели Басаева. Думали, он в Абхазии отсиживается. Но зять Юры после войны никогда не приезжал в наши края. Джения уверял меня, что у боевика хватало средств, чтобы отсидеться за границей. А дочь его с детьми уже несколько лет в Турции живет. Только вот сына Индиры мать Басаева ей не отдала. Поговаривали, что они взялись растить из него достойного наследника. Не удивлюсь, если мальчик пойдет по стопам отца и вскоре начнет мстить за папу”.
На прощание мы разговорились с Юрием Кукуновичем о смерти Басаева. Никакой скорби в голосе собеседника не промелькнуло.
— С тех пор как Шамиль женился на дочери, он стал для меня сыном. И сердце за него у меня болит так же, как за всех родных. А знаете, почему я поминки не устраиваю по зятю? Просто не верю, что его убили, — вздохнул Юрий Кукунович. — Вот некоторое время назад тоже все горланили о его смерти. Я тогда гостей созвал. Мне все село соболезновало. Когда же выяснилось, что Басаев на самом деле жив, ко мне снова соседи прибежали, руку мне пожимали, поздравляли. Пришлось новый стол накрывать. Есть же такая примета: если тебя при жизни похоронили, долго жить будешь…
отсюда
0 Комментарии